Зомбирование является одним из самых неприятных видов магического воздействия. Если низшая степень – та, которую так мечтает ввести наш почтенный завуч Поклеп Поклепыч  – всего лишь небольшое угнетение воли, то высшая – это тотальный контроль. Сознание жертвы разделяется на две части: одна полностью порабощается чужой магией, а вторая утрачивает доступ к собственному телу. Освободиться от чар зомбирования вполне возможно, хотя и непросто; для этого нужно быть не столько опытным магом, сколько сильным духом…
[i]Из лекций акад. Сарданапала Черноморова[/i]

Что губит кошек? Как правило, любопытство.
Медузии довелось узнать на себе, что это свойство опасно не только для длинноносых Варвар или змей, но, в том числе, для суровых и правильных с виду доцентов. Сколько раз она проклинала себя за то, что, обнаружив в библиотеке подозрительную карту, не побежала с ней к академику, а, как последняя дура, полезла на Исчезающий этаж?
Стыдно признаться, но дальше Горгонова поступила еще глупее. Ей-богу, школьница, едва разменявшая второй десяток лет, ведет себя разумней. По крайней мере, Гроттер не стала метать в куб искры, а просто швырнула кусок мрамора. Кирпич – орудие  пролетариата, но на Чуму он подействовал. А Меди! Она же пускала в девочку искры – и пусть, что по воле убийцы, но все-таки! И слава Древниру, что не попала, иначе род Гроттеров пресекся бы окончательно. По счастью, Чума либо не желала Танькиной смерти, либо так и не смогла толком прицелиться – из куба-то неудобно.
Все это было самодеятельностью высохшей, сгнившей старухи; единственное, что видела Меди после того, как метнула в куб искру – маленькую, тесную клетку с полупрозрачными стенами, сплетенными из какого-то желтоватого, «застиранного» тумана. Сквозь них с трудом проникали звуки – слова Чумы, учеников, академика… и той, другой, полностью порабощенной Горгоновой. Прутья то уплотнялись, то становились почти прозрачными; в какой-то момент Меди попыталась крикнуть туда, в пустоту – а вдруг кто-то услышит?
Увы... «кто-то», а, именно, академик, ничего не понял. Конечно, он заподозрил неладное, но «Медузия» отделалась парой ничего не значащих фраз. Сарданапал не стал приставать к ней, настаивать – повел себя довольно дипломатично. Черноморов, как человек не без странностей, относился к ее заскокам с пониманием; если он и насторожился, то виду не подал. Потом академик, конечно же, утверждал, что ничего не заметил, но Меди точно убеждена – подозревал, да еще и мучался из-за этого. Заподозрить невиновного для главы Тибидохса всегда было хуже, чем пропустить удар в спину.
Медузия съежилась под одеялом, не желая вспоминать, что было дальше. Но память бессмертных не отличается милосердием. Конечно, Чума не простила ее своеволия – высокая, сухая фигура материализовалась в клетке, соткалась из тумана – удивительно-довольная, даже хохочущая.
...а дальше было  воображаемое изнасилование. Впрочем, Меди оно казалось вполне реальным. Та, другая Медузия, с пустыми, точно кукольными глазами, заломила ей запястья, не позволяя вырываться. Отрубленные руки мумифицированной старухи порвали на ней одежду, содрали белье. Чума навалилась на обездвиженную Горгонову, захохотала и принялась целовать сухими, похожими на наждачку губами; ударила острым локтем в живот и раздвинула ноги коленом. Скрюченные пальцы  добрались до самого нежного места, преодолели сопротивление и проникли вовнутрь;  Медузия захлебнулась криком. Вторая рука Чумихи терзала ее грудь, до крови расцарапывая нежную кожу. Но мертвой старухе и этого было мало – обтянутые пергаментной кожей пальцы вонзались все глубже, втыкали ногти и рвали. Доцент Горгонова прикусила губы, чтобы не доставлять старухе дополнительного удовольствия, и почти добилась успеха; но тут некроведьма заметила, что жертва уже не кричит, и недовольно щелкнула языком. Рука оставила свой пост между ног преподавательницы и вернулась с коротким жезлом…
Меди казалось, что кошмар будет длиться вечно; потом, когда ее сознание объединилось с другой, полностью порабощенной заклинанием зомбированияя половиной, доцент поняла, что мучения продолжались чуть меньше часа. Но сколько длился этот час?  Число секунд и минут в нем, вроде бы, было вполне обычным, но доцент Горгонова сочла его одним из самых длинных в своей жизни.
По счастью, в какой-то момент Чуме надоела ее забава.
- Жаль, что доцент Горгонова не может от меня забеременеть, – насмешливо     проговорила старуха, стирая тонкую алую струйку с внутренней стороны бедра своей жертвы. – Сарданапала бы это порадовало.
Меди упрямо сжала прокушенные до крови губы и ткнулась лицом в слабо пружинящий пол «клетки». Сарданапал. Звучание этого имени помогло ей немного прийти в себя. Только теперь доценту было еще больнее.
- Ничего-ничего, скоро у меня будет новое, красивое тело...
- Не будет…
- Спокойно, милочка, я не претендую на твои кости. Ты слишком светленькая – тело не будет слушаться меня по-настоящему, – к черепу  старухи подлетела рука; Чумиха лизнула окровавленную кисть и причмокнула губами, изображая удовольствие. – Тут  подойдет другое, правда, оно еще слишком юное…
Медузия почувствовала, что снова может шевелиться, и попыталась укрыться остатками оранжевой мантии. Это простое движение заставило ее сжаться от боли.
- Если ты хочешь поговорить, найми себе лопухоидного психолога, – прошипела  женщина, пытаясь унять дрожь. Безрезультатно.
Чума ехидно расхохоталась и вновь принялась самодовольно делиться планами. Сейчас, спустя несколько лет после истории с Исчезающим этажом, Медузии трудно вспомнить, что именно она говорила. Легко встает в памяти лишь одно – все время, пока сгнившая старуха продолжала бахвалиться, она, Горгонова, почему-то думала об одном.
Считается ли это изменой?